«Братья мои! – возгласил он с силой. - Эта смертоносная охота идет ныне на наших улицах. Смотрите, смотрите, вот он, ангел чумы, прекрасный, как Люцифер, и сверкающий, как само зло, вот он, грозно встающий, над вашими кровлями, вот заносит десницу с окровавленным копьем над главою своею, а левой рукой указует на домы ваши. Быть может, как раз сейчас он простер перст к вашей двери, и копье с треском вонзается в дерево, и еще через миг чума входит к вам, усаживается в комнате вашей и ждет вашего возвращения. Она там, терпеливая и зоркая, неотвратимая, как сам порядок мироздания. И руку, что она протянет к вам, вам ни одна сила земная, ни даже – запомните это хорошенько! – суетные человеческие знания не отведут от вас. И поверженные на обагренное кровью гумно страданий, вы будете отброшены вместе с плевелами».
Из проповеди отца Панлю (Альбер Камю «Чума», 1947)


Чёрная смерть оставила неизгладимый след в истории Европы, наложив отпечаток на экономику, психологию, культуру и даже генетический состав населения.
В этот же отрезок времени (1346 - 1355) произошла масса интересных событий, на фоне которых и разворачивалась эпидемия: Хан Джанибек применил первое "биологическое" оружие, шла своим чередом Столетняя война, Венеция и Геную делили Средиземноморье, Тевтонский орден хозяйничал в Прибалтике, Псков оттедлился от Новгорода, создаются литературные шедевры, живет масса интересных персонажей...



Питер Брейгель Старший, «Триумф смерти», 1562 (ткните что бы рассмотреть детали)

Причины появления
Физические явления, предшествовавшие «черной смерти».
Свидетельств о катастрофических явлениях в природе накануне «черной смерти» настолько много, что необходимо хотя бы кратко рассказать о тех из них, которые не имеют мистического подтекста.
Климат. Второй пандемии чумы, несомненно, предшествовали какие-то глобальные климатические катаклизмы. По данным Борисенкова и Пасецкого (1988), с началом «малого ледникового периода», климат стал холоднее, неустойчивее, сократился вегетационный период растений. В целом для Европы 1271—1291 гг. и 1300—1309 гг. были необычайно сухими, а 1312—1322 гг., — чрезмерно влажными. Период 1270—1350 гг. характеризуется увеличением внутрисезонной изменчивости климата. К началу XV столетия в Гренландии уже не существовало большинства поселений викингов. К концу столетия льды полностью загородили путь в Гренландию, и она стала «неизвестной землей», о существовании которой узнавали только из старинных рассказов.
Китай. Период геологических и климатических катастроф начался с 1333 г. В этом году вокруг главного города Срединной империи, Кингчиа, вследствие сильной жары и засухи начался голод, затем пошли проливные дожди, приведшие к катастрофическому наводнению, погибли 400 тыс. человек. В том же году — сильное землетрясение с обрушением гор и образованием трещин в земле. В следующем году — наводнения в районе Кантона и сильные землетрясения в разных районах Китая. Засухи, наводнения, землетрясения и голод в Китае, сопровождавшиеся массовой гибелью населения (в том числе и от каких-то инфекционных болезней), продолжались до 1347 г., после этого времени «несколько утихло бушевание элементов».
Индия. Сильные землетрясения в Гималаях, активизация вулканической активности. Массовые эпидемии с ужасающей смертностью.
Русь. С началом XIV столетия засушливые годы становятся бедствием, а в 1308 г. повсеместно наблюдалось нашествие грызунов, сопровождающееся мором и голодом.
Европа. Извержение Этны в 1333 г., последнее в XIV столетии. Погода на юге Европы в течение нескольких лет перед «черной смертью», отличалась теплом и сыростью. Уже по этой причине появление чумы среди европейцев нельзя связать с расширением степных зон, и, соответственно, увеличением численности полевых грызунов. В 1342 г. — обилие снега зимой и сильные дожди летом — поля Франции опустошены сильным наводнением, в Германии затоплено много городов. В 1343 г. отмечены постоянные дожди и наводнения. С 1345 г. по всей Европе период «особенной сырости», продолжавшийся еще несколько лет, постоянные неурожаи, нашествия саранчи до Гольштинии. Эпизоотии среди домашних животных. Сильное землетрясение 25 января 1348 г., имевшее всеевропейский характер, повторилось 2 февраля.
Толчки ощущались даже в Скандинавии. Особенно пострадали Ломбардия, Каринтия, Истрия, Швабия, Бавария, Моравия, Рим, Парм. С меньшей силой землетрясения повторились в 1349 г. в Польше, Англии и Северной Европе (подземные толчки на европейском континенте прекратились не ранее 1360 г.). Очень холодная зима 1347—1348 гг., много людей погибло от холода. Отмечена необычайная кровожадность диких зверей, вызванная голодом; волки врывались в дома и выхватывали из рук матерей грудных младенцев. Неурожай в Голштинии в 1350 г. вследствие засухи. Наводнение со штормом 1 января 1354 г., опустошившее берега Северного моря.

Биологические явления, предшествовавшие «черной смерти».
Второй пандемии чумы предшествуют те же события, что и Юстиниановой чуме. Начиная с XI столетия, в Европе активизируется проказа. Она достигла своего максимума примерно через 200 лет после начала Крестовых походов — в XIII столетии, т.е., перед началом «черной смерти». Эпидемическая ситуация с этой, сегодня считаемой малозаразной болезнью, стала столь катастрофична, что в целях общественной профилактики церковь устраивала убежища для прокаженных — lazaretti (по имени монашеского ордена лазаристов). Количество этих убежищ быстро возрастало. К моменту смерти Людовика VIII (1229) во Франции, занимавшей тогда территорию, вдвое меньшую, чем теперь, насчитывалось уже до 2000 лепрозориев, которым этот король на смертном одре завещал 10 тыс. ливров.
Летописные источники первых веков второго тысячелетия содержат очень мало упоминаний об оспенных эпидемиях. Особенно странно это выглядит на фоне начавшихся Крестовых походов, которые, казалось бы, должны были способствовать их распространению. Но в конце XII столетия оспа в Европе тоже как бы «очнулась». По неизвестным причинам после почти двухсотлетней «спячки» контагиозность и вирулентность возбудителя оспы начали расти, что нашло отражение в летописях. В средине XIV столетия, в канун «черной смерти», оспенные эпидемии в Европе достигли особенного размаха в Ломбардии, Голландии, Франции и Германии.
В 1436 г. знаменитый врач Конкорегио (J.M. Concoregio, 1405—1448), выживший в период масштабных чумных и оспенных эпидемий, заметил, что эпидемия оспы нередко оказывается предвестницей эпидемии чумы и что чума в таких случаях оказывается более опасной. Среди врачей этого столетия бытовало твердое убеждение, что variola (оспа) и morbilli (корь) могут встречаться одиночными случаями в любое время, но когда эти болезни распространяются сильно, то в этом случае они являются предвестниками большой эпидемии чумы (Губерт В., 1896).
Вместе с голодом и эпидемиями Европу терзали военные беды: во Франции бушевала война, позднее названная Столетней, которую не смогла остановить даже пандемия чумы. В Италии продолжали враждовать между собой гвельфы и гибеллины, в Испании шли внутренние конфликты и гражданские войны, над Восточной Европой было установлено монголо-татарское иго. Бездомная жизнь, нищета и бегство населения из разрушенных войной областей («если некто безобидный и тихий вынужден будет терпеть обиды и разорение, значит, по-иному быть не может», — констатировал один из военных идеологов того времени Оноре Бове), передвижение огромных армий и оживлённая торговля считаются одними из немаловажных факторов, обеспечивших пандемии быстрое распространение из одной местности в другую.
Для поддержания эпидемии плотность населения должна составлять не менее определённого количества людей на квадратную милю. В городах, сжатых со всех сторон крепостными стенами, куда в случае осады дополнительно собиралось население предместий, она была много больше необходимого. Скученность людей, вынужденных часто ютиться в одной комнате или, в лучшем случае, в одном доме, при полном невежестве касательно правил профилактики заболеваний также выступила немаловажным фактором для поддержания пандемии
Кроме того, санитарное состояние городов, по нынешним меркам, было ужасающим. Узкие улицы захламлены были мусором, выбрасывавшимся на мостовую прямо из домов; когда этот мусор начинал мешать движению, король или местный сеньор приказывал его убрать, чистота поддерживалась затем несколько дней, и всё начиналось снова. Помои выливались зачастую прямо из окон в текущую по улице канаву, причём статуты некоторых городов специально обязывали хозяев трижды предупреждать об этом прохожих криком «Поберегись!». В ту же канаву текла кровь из боен, и всё это затем оказывалось в ближайшей реке, из которой брали воду для питья и приготовления пищи. О степени захламлённости и грязи, царившей в городах, можно судить уже по тому, что в средневековом Париже существовали улицы Дерьмовая, Дерьмяная и Дерьмишная, улица Смердящая Дерьмом, попросту без прикрас улица Дерьма. А Альберти Леон Баттиста, в своих "Десяти книгах о зодчестве" так описывал Сиену, которая «много теряет … из-за отсутствия клоак. Именно поэтому весь город издаёт зловоние не только в первую и последнюю ночную стражу, когда сосуды с накопившимися нечистотами выливаются в окна, но и в другие часы бывает отвратителен и сильно загрязнён».
Что касается личной гигиены, то, несмотря на то, что морализаторские писания того времени требовали от доброй жены стирать одежду («Ибо таковая обязанность на вас возложена»), а также, изо дня в день, по приходе мужа домой мыть ему ноги и менять носки и башмаки на свежие, в реальности эти советы соблюдались плохо. Кроме того, по тогдашним представлениям забота о теле полагалась греховной, а чрезмерно частое мытьё и связанное с тем лицезрение собственного нагого тела — соблазнительными. «Здоровым телесно и в особенности молодым по возрасту следует мыться как можно реже», — предупреждал об опасности Св. Бенедикт. Св. Агнесса приняла этот совет столь близко к сердцу, что за время своей сознательной жизни не мылась ни единого раза! А, по воспоминаниям современников, когда с убитого Архиепископа Кентерберийского Томаса Бекета совлекли одежду, оказалось, что на его теле «потревоженные вши кишели как вода в кипящем котле». Дизентерия и брюшной тиф буквально выкашивали сражающиеся армии, дело дошло до того, что Людовик Х вынужден был ввести моду на брэ с глубоким разрезом. (Бре - это такие мужские панталоны).




Начало эпидемии
Вторая пандемия чумы началась, по всей видимости, в одном из природных очагов в пустыне Гоби, неподалёку от нынешней монголо-китайской границы), где сурки-тарбаганы, пищухи и иные представители семейства грызунов вынуждены были покинуть привычные места из-за бескормицы, спровоцированной засухами и повысившейся аридностью климата, и переместиться поближе к человеческому жилью. Среди скучившихся животных началась эпизоотия; ситуация осложнялась также тем, что у монгольского населения мясо сурка считается деликатесом, мех тарбагана также высоко ценится, и потому на зверьков идёт постоянная охота. В подобных условиях заражение становилось неизбежным, и, наконец, маховик эпидемии был запущен около 1320 года.

Считается, что именно о Монголии рассказывает арабский историк Аль-Макризи, когда упоминает о моровом поветрии: "… каковое свирепствовало в шести месяцах конного пути из Тебриза… и триста племён сгинуло без ясной на то причины в своих зимних и летних лагерях… и шестнадцать представителей ханского рода умерло вместе с Великим Ханом и шестью из его детей. Посему Китай совершенно обезлюдел, в то время как Индия пострадала куда менее. "
Впрочем, более-менее ясные документальные подтверждения датируются 1330 годом, когда хроники начинают упоминать о некоем «моровом поветрии». Ханом, о котором шла речь, видимо, выступал 28-летний Ток-Темур, скончавшийся от чумы вместе с сыновьями в октябре 1332 года. Его предшественник, Есун-Темур скончался четырьмя годами раньше, 15 августа 1328 года также от некоей болезни. С определенной долей предположительности его можно считать одной из первых жертв Черной смерти.
Ибн ал-Уарди также подтверждает, что первые пятнадцать лет чума свирепствовала на Востоке и лишь после того достигла Европы. Он же несколько конкретизирует ее распространение, говоря о том, что «поражен был Синд» — то есть по интерпретации Джона Эберта, низовья Инда и северо-запад страны, поблизости с нынешней пакистанской границей.
Чуму также несли с собой монгольские войска и торговцы по Великому Шёлковому пути. Ввиду того, что путь через Гоби («места, — где по словам Марко Поло, — ночной ветер навевает тысячу фантазий») пролегал на Восток, первоначально пандемия ударила по Китаю (где в 1331 г., если верить тогдашним документам, особенно пострадал Хэбэй, в котором вымерло 9/10 живших в нём людей (всего, по современным подсчетам, между 1331 и 1351 годами эпидемия унесла около половины населения Китая, в то время как еще 15% пришлось на погибших от стихийных бедствий. Сохранилась любопытная легенда о начале чумы. Прекрасная китайская принцесса увидела во время прогулки больную крысу, шатавшуюся словно пьяная и приказала слуге бросить крысу коту. Слуга выполнил приказание, но кот, обнюхав крысу, отказался ее есть. Вскоре кот погиб, за ним скончался слуга, и начавшаяся болезнь в короткое время перекинулась на остальную прислугу, так что в живых осталась одна лишь принцесса.

Вместе к купеческими кораблями (или по другим сведениям - с волной грызунов, переселявшихся из монгольских степей в более сытные места) чума затем достигла Индии. В частности, известно, что в 1344 году эпидемия уничтожила армию шаха Мухаммеда Туглука, находившуюся, предположительно неподалеку от Деогири. Япония, которую эпидемия обошла стороной, пребывала в ужасе, известно, что по императорскому приказу в Китай отправлена была миссия для того, чтобы собрать как можно больше информации о новой беде, и научиться с ней бороться. Для Европы же происходящее там оставалось далёким тревожным слухом, в котором реальность щедро расцвечивалась воображением.
Ситуация с Черной Смертью в восточных странах осложняется плохой изученностью местных архивов и хроник, а также тем, что говоря о «моровом поветрии» или «повальной болезни» старинные документы не называют ее имени и как правило, не содержат сведений, по которым можно уяснить характер ее протекания. В частности, эпидемиолог У Ляньдэ, составивший список из 223 эпидемий, посетивших Китай с 242 г. до н. э. оказался не в силах восстановить, опираясь на данные в них сведения, о какой собственно болезни шла речь. Точные медицинские описания, соответствующие бубонной чуме появляются, по его мнению, в одной-единственном медицинском трактате, в котором речь идет об эпидемии 1641—1642 г.


Доктор Шнабель фон Ром ("Доктор Клюв Рима"), гравюра Поля Фюрста, 1656 (тыкабельно)

Распространение "Чёрной смерти" в Европе в 1347—1353 годах


Чума началась в 1346 г. на побережье Черного моря и в устье Дуная. Византийский историк Никифор так изложил эти события: «Около этого времени овладела людьми тяжкая чумоподобная болезнь, которая, двигаясь от Скифии и Меотии и от устьев Дуная, господствовала еще в первую весну. Она оставалась весь этот год (1347), проходя только в точности по берегам, и опустошала как города, так и села, и наши, и все, которые последовательно простираются до Гада и Столбов Геркулесовых. В следующем году она отправилась и к островам Эгейского моря; потом поразила Родос, также Кипр и жителей остальных островов. Византийский император Кантакузен (Joann Cantakuzenis «Historiar») также указывал на то, что чума началась весной 1347 г. в «стране гиперборейских скифов» (Таврический полуостров) и распространилась на Понт, Фракию, Македонию, Грецию, Италию, острова Средиземного моря, Египет, Ливию, Иудею, Сирию. Де Мюсси свидетельствовал о чуме в Каффе (Феодосия) и вокруг нее.

Как это ни покажется странным, но более всего оказался осведомленным русский летописец. В записи, датированной 1346 г., он свидетельствует: «Того же лета казнь была от Бога на люди под восточною страной на город Орнач (при устье Дона — Карамзин) и на Хавторо-кань, и на Сарай и на Бездеж (город на рукаве Волге, ниже Енотаевки) и на прочие грады во странах их; бысть мор силен на Бессермены (хивинцы) и на Татары и на Ормены (армяне) и на Обезы (абазинцы) и на Жиды и на Фрязы (генуэзцы и венецианцы в колониях при Черном и Азовском морях) и на Черкасы и на всех тамо живущих» (Воскр. лет., 210; цит. по Рихтеру А., 1814).

Следовательно, в 1346—1347 гг. на территории, включающей низовья Волги, Северный Прикаспий, Северный Кавказ, Закавказье, Крым, Восточные отроги Карпат, Причерноморье, Ближний и Средний Восток, Малую Азию, Балканы, Сицилию, Родос, Кипр, Мальту, Сардинию, Корсику, Северную Африку, юг Пиренейского полуострова, устье Роны, началась синхронная пульсация природных очагов чумы. Огромные количества Y. pestis посредством инфицированных эктопаразитов вбрасывались из ее природного резервуара в человеческие популяции. Произошла столь массовая гибель людей, что умерший от чумы человек «вызывал столько же участия, сколько издохшая коза» (Боккаччо).

Летописцы зафиксировали активизацию природных очагов чумы на всем протяжении Великого Евразийского чумного «излома» — от Кур-до-Иранского, до Прикаспийского Северо-Западного. В их восприятии это была «другая волна чумной эпидемии» (Гезер Г., 1867).

1346 г. Кафа, Крым. Все европейские хроники того времени сходятся в том, что чуму в Европу занесли генуэзские корабли, торговавшие по всему Средиземноморью. О том, как это случилось, существует рассказ очевидца, многими исследователями, впрочем, считающийся сомнительным. Этим очевидцем выступал генуэзский нотариус Габриэль де Мюсси (Gabriel de Mussis). В 1346 году он оказался, среди прочих, в генуэзской фактории в Кафе (нынешней Феодосии), осаждённой войсками монгольского хана Джанибека. В монгольском войске началась чума.
Хан Джаныбек решил использовать трупы умерших воинов для заражения противника смертельной болезнью. Эти действия находчивого полководца и запутали историков, пытавшихся понять причины столь стремительного распространения чумы по Европе. Габриэль де Мюсси писал об этих событиях следующее: «Татары, измученные чумой, заразной болезнью, ошеломленные и потрясенные смертью товарищей, гибнущих без всякой надежды на выздоровление, приказывали заряжать трупы в метательные машины и забрасывать им город Каффу, чтобы эти непереносимые снаряды положили конец защитникам города. Город забросали горами мертвецов, и христианам некуда было убежать, и некуда было спрятаться от такого несчастья... Они предавались мертвым волнам. Вскоре весь воздух был заражен, отравленная и испорченная вода стала загнивать. Усилилось нестерпимое зловоние».
Пораженные чумой и ужасом генуэзцы вынуждены были в разгар эпидемии бежать на родину. Де Мюсси сообщил, что дорогой итальянцев охватила смертельная болезнь, из тысячи оставалось в живых, не заболевая, едва по десяти человек. У него сложилось представление, что где бы ни приставали итальянские корабли, везде быстро умирали все те, кто соприкоснулся с прибывшими на них. Казалось, что новоприбывшие были окружены какой-то убийственной атмосферой. «Родные, друзья и соседи поспешили к нам, но мы принесли с собой убийственные стрелы, при каждом слове распространяли мы своим дыханием смертельный яд», — записал де Мюсси.
Это свидетельство, записанное во времена миазматических представлений о чуме и опубликованное в период господства учения о контагии, было воспринято во второй половине XIX столетия очень серьезно. О чумных побоищах еще не забыли, подлинных механизмов распространения чумы в городах тогда не знали, однако сам контагий уже представляли вполне материально как органическое вещество.

Современные представления о механизмах инфицирования людей возбудителем чумы, позволяют утверждать, что «бактериологическая атака» хана Джаныбека имела лишь психологическое значение. Чума не распространяется трупами или исходящим от них запахом.

"Любопытно и суперэтническое мироощущение де Мюсси. Подчеркивая варварство татар, он не приводит причину их нападения на Каффу, а ведь она была. У генуэзцев существовала иная, чем у жителей степи этика. Они считали, что главное в жизни — выгода, что монголы и тюрки почти не люди, а объект коммерческих операций. Поэтому генуэзцы воспользовались страшной засухой, падежом скота и голодом в Причерноморских степях, предшествовавших активизации природных очагов чумы, и организовали скупку по дешевке детей у татар для последующей работорговли. Хан Джаныбек узнав о такой деятельности генуэзцев, возмутился и двинул войска на Каффу". Гумилев Л.Н.

1 ноября 1347 г. «черная смерть» появилась в Марселе, к январю 1348 г. волна эпидемии докатилась до Авиньона, и затем чума стремительно распространилась по всей Франции. Папа, приказав, анатомировать трупы, чтобы найти причину болезни, бежал в свое имение рядом с Валенсией, где закрылся в одиночестве в комнате, постоянно жег огонь, чтобы выкурить инфекцию, и никого к себе не допускал. В Авиньоне смертность была так велика, что не было никакой возможности хоронить покойников. Тогда папа Климент VI освятил реку и торжественно благословил бросать в нее тела умерших от чумы людей.

К началу 1348 г. «черная смерть» распространилась по всей Испании. К концу января чума свирепствовала во всех крупных портах южной Европы, включая Венецию, Геную, Марсель и Барселону. В Средиземном море находили корабли, полные трупов, дрейфовавшие по воле ветров и течений. Один за другим, несмотря на яростные попытки изолировать себя от внешнего мира, итальянские города «падали» перед эпидемией. Люди рассказывали ужасные истории сверхъестественного происхождения о том, как «на востоке, рядом с Большой Индией, огонь и вонючий дым спалили все города» или как «между Китаем и Персией пошел сильный дождь из огня, падавший хлопьями, подобно снегу, и сжигавший горы и долины со всеми жителями», и сопровождаемый зловещим черным облаком, которое «кто бы ни увидел, тот умирал в течение половины дня». Оттуда, принесенная «нечистым порывом ветра с юга», инфекция наводнила Европу.

Начало 1348 г. Каир, Газа, Бейрут, Дамаск, Марокко, Тунис. Корабли, гружёные китайским шёлком, рабами и мехом, привезли чуму в Африку и на Ближний Восток. Дамаск потерял едва ли не половину населения, всего же арабский Восток и Северная Африка не досчитались 30—40 % людей.

Декабрь 1347 — март 1348 г. Мальорка. Предполагается, что чума была занесена на остров неким кораблем, прибывшим из заражённого Марселя или Монпелье, точная дата этого события не установлена. Известно имя первой жертвы на острове, ею стал некий рыбак Гиллем Брасса, житель деревни Алли в Алькудии. Чума опустошила остров.

В январе 1348 чума достигла Венецианской республики. «Венецианцы как свиньи, тронь одну, все сгрудятся вместе и бросятся на обидчика», — отмечал хронист. Действительно, Венеция во главе с дожем Дандоло была единственной из европейских стран, сумевшей организовать своих граждан, чтобы избежать хаоса и мародёрства, и вместе с тем, сколь то было возможно, противодействовать разгулу эпидемии.
В первую очередь, 20 марта, приказом венецианского совета, в городе была организована специальная санитарная комиссия из трёх венецианских дворян. Входящие в гавань корабли предписано было подвергать досмотру, и, если найдены были «прячущиеся иностранцы», больные чумой или мертвецы, — корабль немедленно сжигать. Для захоронения умерших был отведён один из островов в венецианской лагуне, причём могилы предписано было рыть на глубину не менее 5 футов, а спустя пару месяцев когда место закончилась трупы стали сжигать, несмотря на возмущение служителей церкви.
Начиная с 3 апреля и вплоть до конца эпидемии, изо дня в день специальные похоронные команды должны были проплывать по всем венецианским каналам, криком «Мёртвые тела!» требуя от населения выдавать им своих умерших для захоронения, специальные команды для сбора трупов изо дня в день обязаны были посещать все больницы, богадельни и просто собирать умерших на улицах. Любому венецианцу полагались последнее напутствие местного священника и захоронение на чумном острове, получившем название Lazaretto — как полагает Джон Келли, по имени ближайшей церкви Св. Девы Назаретской, по предположению Иоганна Нола — от монахов Св. Лазаря, ходивших за больными. Здесь же проходили сорокадневный карантин прибывшие с Востока или из зачумлённых мест, здесь же в течение сорока дней должны были оставаться их товары — срок был выбран в память о сорокадневном пребывании Христа в пустыне. Само название «карантин» идёт от латинского «сорок дней»
Для поддержания порядка в городе запрещена была торговля вином, закрыты все трактиры и таверны, любой торговец, пойманный с поличным, терял свой товар, причём предписывалось немедленно выбивать днища у бочек и сливать их содержимое прямо в каналы. Запрещались азартные игры, производство игральных костей. Впрочем, ушлые ремесленники сумели обойти этот запрет, придавая костям форму молитвенных чёток.
Закрывались публичные дома, своих любовниц мужчинам предписывалось либо немедленно отсылать прочь, либо столь же немедленно брать в жёны. Согласно приходской книге совершалось до 20 венчании в день! Чтобы вновь населить опустевший город, были открыты долговые тюрьмы, смягчено законодательство о долговых выплатах, беглым должникам обещано прощение, в случае, если они согласятся покрыть одну пятую необходимой суммы.
С 7 августа, чтобы избежать возможной паники, запрещались траурные одежды и временно отменялся старинный обычай выставлять гроб с умершим у порога дома, оплакивая его всей семьёй на глазах у прохожих. Даже в то время, когда эпидемия достигла своего максимума и смертность составляла 600 человек в сутки, дож Андреа Дандоло и Большой Совет оставались на местах и продолжали работать. 10 июля бежавшим из города чиновникам было предписано в течение следующих восьми дней вернуться в город и возобновить работу, неподчинившимся грозили увольнением. Все эти меры действительно благотворно повлияли на порядок в городе, и в дальнейшем опыт Венеции переняли все европейские государства.

«В начале января (1348 г.) две генуэзских галеры прибыли из Румынии в Тоскану, когда же они появились на рыбном рынке, некто заговорил с ними, после чего немедленно… заболел и умер», — отмечал хронист. Начиная с этого времени, чума покинула порты, где до сих пор свирепствовала, и начала продвижение вглубь континента. Первой в этом списке стала Пиза, за ней последовала Пистойя, где в срочном порядке был организован совет по надзору за общественным здоровьем по образцу венецианского. Трупы было приказано хоронить в забитых наглухо гробах, причём могилы копать на глубину не менее чем 2,5 фута глубиной, для того, чтобы не сеять панику, запрещались заупокойные службы, похоронные одежды и колокольный звон. Однако и здесь проявилась свойственная Средневековью сословность — все эти распоряжения «отнюдь не касались рыцарей, докторов права, судей и докторов медицины, каковым может быть оказана всяческая честь по желанию их наследников». Перуджия, Сиена, Орвието старались не замечать распространения эпидемии, надеясь, что общая участь минует их — но, конечно же, напрасно. По замечаниям современных хроник, в Орвието смертность составила до 90 %, современные исследователи, считая эту цифру преувеличенной, полагают, что от чумы вымерло около половины населения.
В предисловии к своему «Декамерону» Боккаччо оставил собственноручное описание ее ужасов.

Так же чума не обошла Авиньон, владения папы Климента VI. Хроники утверждают, что город потерял едва ли не 80 % населения. Современные историки, полагая, что подобная цифра чрезмерно велика, считают, что от чумы вымерло около 50 % авиньонцев. Смертность была так велика, что для захоронения тел не было свободной земли. Папа Климент VI вынужден был освятить реку, куда сваливали умерших с телег. Среди прочих, жертвой авиньонской чумы стала Лаура — возлюбленная и муза Петрарки. Папа Климент ненадолго задержался в городе, чтобы встретиться с королевой Джованной I, обвиняемой в убийстве мужа, которая предпочла отдать себя на суд церкви. Джованна была оправдана, после чего город Авиньон перешёл от неё в собственность папы, официально — проданный за 80 тыс. флоринов. Злые языки уверяли, что на деле папа не заплатил ни единого су, но эта версия так и осталась недоказанной. Вскоре после заключения этой сделки папа Климент по совету своего личного хирурга Шолиака скрылся в загородной резиденции Этуаль-сюр-Рон, запершись в комнате и никого к себе не подпуская.

Начало 1348 г. Каир, Газа, Бейрут, Дамаск, Марокко, Тунис. Корабли, гружёные китайским шёлком, рабами и мехом, привезли чуму в Африку и на Ближний Восток. Дамаск потерял едва ли не половину населения, всего же арабский Восток и Северная Африка не досчитались 30—40 % людей.

Чума «перешагнула» через Альпы, в Баварию. В Испании она настигла королеву Арагона и короля Кастилии. Первую половину 1348 г. «черная смерть» подбиралась к Англии. Весной она объявилась в Гаскони, где погубила младшую дочь короля — принцессу Жанну, которая направлялась в Испанию для сочетания браком с наследником кастильского трона.

Вскоре после этого чума вспыхнула в Париже, где умерло огромное количество человек, включая королев Франции и Наварры. В июле эпидемия охватила северное побережье Франции. В Нормандии, по свидетельству современника, «было такое критическое положение, что нельзя было никого найти, чтобы тащить трупы в могилы. Люди говорили, что наступил конец света». В этом же месяце английское правительство усилило наблюдение за портами. Архиепископ Йоркский Зуш написал своему заместителю, приказывая в каждом приходе дважды в неделю провести процессии и литании, «чтобы остановить эпидемию и инфекцию». Ибо только молитвой, провозгласил он, можно отвести бич Господень. Но хотя епископ Батский и Уэльский, тоже напуганный, приказал также проводить Крестные ходы и сборища во всех церквах, чтобы «защитить людей от эпидемии, которая пришла с Востока в соседние королевства», жизнь в Англии тем летом, казалось, текла в обычном русле. В дни, когда новости передавались из уст в уста, из деревни в деревню, вдоль дорог монахами и коробейниками, народ изолированного северного острова, вероятно, меньше слышал о предполагаемом конце света, чем европейцы по ту сторону пролива. Поглощенные своими внутренними делами, они более были обеспокоены погодой, уничтожением посевов и ящуром, который разразился среди скота и овец. Даже король, который должен был быть осведомлен об опасности, казался полностью увлеченным своими великолепными строительными проектами по размещению коллегии нового Ордена Подвязки. 6 августа он выпустил приказ о превращении часовни Св. Эдуарда Исповедника, находившейся в Виндзоре, в часовню «соответствующего великолепия» и для обеспечения места для проживания дополнительных каноников и 24 «беспомощных и бедствующих рыцарей», которых он и его компаньоны должны были представить ко вступлению в Орден. Именно в этот день, несмотря на все предосторожности портовых властей, чума пересекла пролив.

«Черная смерть» пришла в Англию в «обход портортов», разразившись в маленьком прибрежном дорсертширском городке Мельком Регис (Уэймут), «почти полностью лишив его жителей». Только через несколько недель чума появилась в Бристоле, в Лондоне эпидемия вспыхнула в ноябре.

Чума «обращалась» с Англией точно так же, как и с Западной Европой. В Винчестере, включавшем в себя графства Гемпшир и Суррей, которые каким-то чудом избежали эпидемии почти до Рождества, епископ Эдингтон приказал собранию каноников читать семь покаянных и пятнадцать обычных псалмов дважды в неделю. По пятницам было решено проводить крестный ход духовенства и людей по улицам и рыночным местам босоногими и с непокрытыми головами, «пока с благочестивыми сердцами они повторяют свои молитвы и, отложив бесполезные разговоры, произносят так часто, как только можно «Отче наш» и «Тебя Дева славим». Новости, исключительно печальные, провозгласил Эдингтон, достигли его; жестокая чума, которая превратила города Европы в «логова диких животных», «начала поражать берега английского королевства». Города, замки и деревни «были лишены своего населения эпидемией, более жестокой, чем двуручный меч, и стали жилищами ужаса... Мы поражены самым горестным страхом, который запрещает Господь, как бы начавшаяся эпидемия не опустошила наш диоцез» (Брайант А., 2001).

В Бристоле «живые едва могли похоронить мертвых», и «жители Глостера не позволяли жителям Бристоля войти в город». В течение той осени чума поражала одно южное графство за другим. Дорсет и прилегающие графства почти вымерли; Пул был настолько пустынен, что смог возродиться только через столетие. Духовенство и миряне Девоншира и Корнуолла «ложились, подобно колосьям под серпом жнеца». В некоторых деревнях, таких как Бишопстон в Уилтшире, едва ли одна душа выжила, а когда жизнь возродилась после чумы, это место так и осталось пустынным.

Шотландия держалась до конца года. Сначала шотландцы приписывали несчастья соседей их слабости, грозя «грязной смертью Англии» и поздравляя друг друга со своим своеобразным иммунитетом. Но когда они собрались в Селкиркском лесу, чтобы разорить пограничные английские земли, «их радость превратилась в плач, когда карающий меч Господень... обрушился на них яростно и неожиданно, поражая их не менее чем англичан гнойниками и прыщами». В следующем году наступила очередь Уэльских гор и долин, и «наконец, как будто плывя дальше, чума достигла Ирландии, поразив огромное количество англичан, проживавших там». Она едва затронула самих ирландцев, которые проживали в горах и горных территориях, но и их она безжалостно и неожиданно «уничтожила повсюду самым жестоким образом» в 1357 г.

Осенью 1348 г. чума появилась в Норвегии, Шлезвиг-Голштинии, Ютландии и Далмации. В 1349 г. чума захватила Германию, а в следующем году — Польшу.

На территории средневековой Руси она появилась в 1352 г. В восприятии современников, а потом и историков, чума «проникла» в Россию «не с востока, как можно было бы ожидать, а с запада — через Псков». Это заключение историки делают вопреки тому, что эпидемия в городе вспыхнула только на следующий год после того, как она закончилась в Германии и Польше.

Летом 1352 г. «черная смерть» охватила Псков. Эпидемия сразу приняла огромные размеры. Смерть не разбирала ни возрастов, ни полов, ни сословий. Количество умерших было так велико, что их не успевали хоронить, хотя в один гроб клали по 3–5 трупов. Богатые раздавали свое имущество, даже детей, и спасались в монастырях. Взявшие вещи из зараженных домов сами заболевали и умирали. Смерть была «наградой» тем, кто ухаживал за больными или помогал хоронить мертвых. Обезумевшие от ужаса псковитяне послали послов в Новгород к епископу Василию с просьбой приехать к ним и умолить разгневанного ими Бога. Епископ явился, обошел город с крестным ходом и затем направился домой, но по дороге умер от чумы. Новгородцы устроили своему владыке пышные похороны, выставили тело его в соборе Софии, куда явились толпы народа прощаться с умершим. Через короткое время в Новгороде вспыхнул такая же ужасная эпидемия чумы, как и в Пскове, возникшая, как тогда считали, от соприкосновения массы людей с трупом епископа. В течение 15 лет чума распространилась на Ладогу, Суздаль, Смоленск, Чернигов, Киев и по всей Центральной Руси (1363—1365), не пощадив и Московского княжества где «быстрой смертью» умерли митрополит Феогност, Великий князь Симеон Гордый с детьми и тысячи жителей.

Вот еще любопытная подробность «движения» чумы по Руси. Из летописей известно, что в низовьях Волги она появилась в 1346 г., но, опустошая Орду, чума упорно не «заносилась» еще почти 5 лет на территории русских княжеств.

запись создана: 15.01.2012 в 20:29