Это имя я услышала давно, еще в детстве, тогда же я увидела первые "дельфийские платья". С остальным творчеством Мариано Фортуни я познакомилась в 12-13 лет, как раз тогда я зачитывалась кельтскими легендами, средневековыми романами, "Сильмарилионом" и "ВК". С тех пор кельтские ши и маяр, валар и эльфы у меня в голове носят что-то подобное
А если серьезно, то это человек чьей работой я искренне восхищаюсь большую часть своей жизни. Ведь обычно как? Вырастая мы часто не понимаем, почему та или иная вещь нам так нравилась. А тут нет. Тут сердце все еще замирает от восторга. Не столько от вида, сколько от мысли КАК это сделано.

1920e

Мариано Фортуни был не только модельером, хотя именно его платья принесли ему известность. Так же он был талантливым театральным инженером и художником по свету, фотографом и дизайнером интерьеров. Кстати, именно Мариано Фортуни изобрел студийную лампу в 1907 году. Уже тогда она была снабжена димером, тоже, кстати, изобретение Фортуни. Использовалась она первоначально только в фотостудии, а позже стала популярным предметом интерьера.
Отдельные платья Фортуни у меня в дневнике уже мелькали раньше, но почему бы и не продублировать?

История
Можно ли назвать этого человека модельером? Пожалуй, нет, это было бы слишком узкое определение. Несмотря на то, что родился и жил он в Новейшее время, его, скорее, можно назвать человеком эпохи Возрождения, настолько обширны были его интересы и разнообразны таланты. Изобретатель, художник, дизайнер, коллекционер, он обращался то к скульптуре, то к фотографии, то к архитектуре, то к театру. Его вдохновляли Восток, Древняя Греция, Египет, Индия... И всё же в историю он войдёт в основном как человек, создававший изумительные платья, которые обессмертил в своих романах Марсель Пруст.

Мариано Фортуни-и-Мадрасо родился в 1871 году в Испании, в Гранаде, в творческой семье. Отец, в честь которого его и назвали, был известным художником, мать, Сесилия, была дочерью художника Раймундо де Мадрасо, который был в то время директором Королевского музея. Год спустя родители переехали в Рим, где у Мариано-старшего была мастерская, а затем делили время между Римом и Парижем. В 1874, когда сыну было всего три года, отец скончался – Мариано Фортуни-и-Марселя унесла малярия, когда ему было всего тридцать шесть лет. Это стало огромной потерей как для коллег и тех, кто восхищался его творчеством, так и для семьи – Мариано-младший всю жизнь будет трепетно хранить память об отце. Тот оставил ему прекрасное наследство, которым сын воспользуется в полной мере – талант художника, страсть к восточной экзотике и коллекцию тканей и редкостей.

Сесилия решила жить в Париже, вместе с сыном и дочерью. Художественные способности проявились у Мариано достаточно рано – в семь лет он уже увлечённо рисовал. Что ж, Париж предоставлял великолепные возможности для образования в этой области, и Мариано не упускал случая побродить по музеям, наслаждаясь работами старых мастеров. Увы, выяснилось, что у него проблемы со здоровьем – астма, и, что ещё больше осложняло положение, сенная лихорадка; аллергические приступы вызывали лошади, а если учесть, что в ту эпоху они были основным средством передвижения... И в 1889 году, забрав Мариано и его сестру Марию-Луизу, Сесилия уехала в город, в котором фактически не было лошадей, в Венецию с её водными каналами.

Великий город станет главной любовью Фортуни, и будет для него главным до конца жизни. Семья поселились в одном из палаццо на Большом Канале, палаццо Мартиненго. По вечерам Мариано посещал занятия в Академии, где усердно копировал работы старых мастеров. Однако спустя несколько лет судьба направила его не по пути живописца, как уже можно было предположить.


Mariano Fortuny seated with his mother, Cecilia de Madrazo, in the Palazzo Orfei, Venice.

В 1892 году Фортуни посетил знаменитый оперный Байрейтский фестиваль, который проходит в театре, специально построенном для вагнеровских опер. Великолепное зрелище так его заворожило, что он увлёкся театром, вот только театр ему нужен совсем другой, новый, представляющий собой плод сплочённой работы целой команды – Фортуни полагал, что дизайнер должен разбираться во всём и работать совместно с теми, кто непосредственно выполняет его задания. Он превратился одновременно и в инженера, и осветителя, и архитектора, и художника-декоратора. Он постоянно экспериментировал, и ему удалось создать систему, которая позволяла менять декорации с куда меньшими затратами и требовала меньше рабочих рук – так называемый "панорамный купол Фортуни". В частности, в 1922 году такой купол был установлен и в знаменитой миланской опере "Ла Скала". Всего же список изобретений Фортуни весьма длинный, их более двадцати.

одна из ранних версий купола


1902 система освещения

В 1897 году, в Париже, Фортуни повстречал женщину, которая станет и верной подругой, и музой, и женой – Анриэтту Негрин. Мать не одобряла этот брак – Анриэтта уже успела побывать замужем и развестись. В 1902 году она переехала в Венецию, и они с Мариано поселились отдельно, в палаццо XIII века Пезаро Орфеи. Комнаты, в которых они жили, были достаточно небольшими и скромными, а более просторные помещения были отведены для работы и размещения коллекции тканей и всевозможных редкостей – унаследованное от отца собрание Фортуни постоянно пополнял, это, наряду с работой, было его страстью.

Henriette Nigrin

Считается, что с модой он соприкоснулся где-то около 1906 года. Он нарисовал эскизы нескольких костюмов для спектакля "Франческа да Римини", которые получили вполне благожелательный, но не восторженный отзыв. Куда больший успех ожидал созданные немного позже так называемые "кносские шарфы". Это были прямоугольные куски тонкого шёлка с геометрическими, ассиметричными узорами, на которые Фортуни вдохновило искусство Киклад. Их можно было использовать в качестве аксессуаров или костюмов – создавались они для одного балета, поставленного на парижской сцене, и позволяли окутанному им телу свободно двигаться. Считается, что именно с того времени можно отсчитывать начало карьеры Фортуни в качестве творца моды.



Чтобы проявить особенную, необычную красоту "кносских шарфов", нужны были подходящие наряды. И около 1907 года Фортуни создаёт разновидность платья, которое навсегда войдёт в историю моды – "Дельфос". Покрой был прост – длинное платье с короткими рукавами "летучая мышь" мягко облекало тело, подчёркивая его линии, но при этом не стесняя – в патенте на наряд говорилось, что носить его и подгонять под фигуру очень просто. Главная же прелесть была в ткани...




1915



До сих пор не очень ясно, каким образом Фортуни создавал на ней мелкие складки, которые были очень изящны и отлично держали форму – и в наши дни эта плиссировка выглядит почти так же, как полвека и век назад. В историю эта технология вошла как "плиссировка Фортуни". Чтобы сберечь её, хранились платья свёрнутыми, как мотки пряжи. По бокам, вокруг отверстий для головы и рук, вшивались шёлковые шнуры, на которые были нанизаны бусины муранского стекла – они утяжеляли лёгкие платья, и заставляли их не парить отдельно от тела, а следовать за его контуром. Окрашивались "Дельфосы" в разные оттенки – каждое по отдельности, порой несколько раз, отчего цвет приобретал особую глубину.



Об этих необычных нарядах писали: "Платья Фортуни надеваются через голову, вырез для головы – единственный, и с помощью шёлкового шнура, продёрнутого вокруг него, вырез можно делать больше или меньше. Платья бывают цвета чёрного золота и тонов старинных венецианских красок. У вас может быть целая дюжина, и всякий раз, в любом окружении, платье будет выглядеть очень живописно, хотя эпикуреец счёл бы, что лучше всего они выглядят, когда их специально подбирают к окружающей обстановке. Чёрные платья от Фортуни потрясающе шикарны, и смотрятся отлично с длинными серьгами в восточном стиле и ожерельями из цепочек и бусин, по меньшей мере с одной нитью, спадающей до пояса".

Каждый "Дельфос", разумеется, создавался исключительно вручную, как и все материалы, которые были для него нужны – все, кроме бусин, которые делали в знаменитых мастерских на венецианском острове Мурано, издавна славящегося своими великолепными изделиями из стекла. Разумеется, у таких платьев не было карманов, и Фортуни предлагал своим клиенткам к ним небольшие сумочки из бархата.



Работы Фортуни вдохновляли одних из самых блестящих прозаиков того времени, Габриэле д'Аннунцио и Марселя Пруста. В прустовском "В поисках утраченного времени" Фортуни упоминается не менее шестнадцати раз, в пассажах, подобных этому: "Теперь ей больше всего нравились туалеты Фортуни. В связи с платьями от Фортуни, одно из которых я видел на герцогине Германтской, Эльстир, говоривший с нами о великолепных одеждах современниц Карпаччо и Тициана, предсказывал, что будущая жизнь возродится из их дивного праха, ибо все должно вернуться, о чем гласят надписи на сводах Святого Марка и о чем возвещают пьющие из мраморных и яшмовых урн на византийских капителях птицы – символ смерти и воскресения. Как только дамы начали носить платья от Фортуни, Альбертине, вспомнившей предсказания Эльстира, захотелось приобрести такое платье, и мы пошли покупать. В этих платьях, не настоящих старинных, в которых современные женщины выглядели бы чересчур разряженными и которые лучше было бы сохранить для коллекции (я искал такие для Альбертины), не чувствовалось бесстрастного подражания, подделки под старину. Они скорей напоминали декорации Серта, Бакста и Бенуа, которые в то время возрождали в русских балетах самые знаменитые эпохи в истории искусства с помощью художественных произведений, проникнутых духом эпохи и вместе с тем оригинальных; так платья Фортуни, в точности соответствовавшие античным образцам и притом в высшей степени оригинальные, образовывали как бы декорацию, но только с более мощными средствами воссоздания, потому что декорация оставляет место для воображения: вы видели декорацию заваленной Востоком Венеции, где такие платья могли бы носить, и благодаря им вы живее, чем глядя на святыню в раке Святого Марка, представляли себе солнце Востока, накрученные тюрбаны, у вас рождались дробящиеся, таинственные цветовые ощущения. Ничего не осталось от тех времен, но все возрождалось, все части были вновь связаны между собой красотой пейзажа и мельтешением жизни, частичным возвратом интереса к материям времен догаресс".


Анриэтта в одном из платьев Фортуни

Ещё: "Из платьев Фортуни мы в конце концов выбрали голубое с золотом на розовой подкладке. Оно было готово, но я все-таки заказал еще пять — она не без сожаления отказывалась: ей больше нравилось то. И тем не менее весной, два месяца спустя после моего разговора с ее теткой, я однажды вечером вспылил. Это было в тот вечер, когда Альбертина впервые надела голубое с золотом платье от Фортуни. Оно напомнило мне Венецию, и я еще острее ощутил, чем я жертвую для Альбертины, не испытывавшей ко мне ни малейшего чувства благодарности. Я никогда не видел Венецию, но мечтал о ней беспрестанно, начиная с пасхальных каникул, которые я еще мальчиком собирался там провести, и позднее, когда меня поразили гравюры Тициана и снимки с картин Джотто, которые в Комбре давал мне Сван. В тот вечер Альбертина надела платье от Фортуни, и оно показалось мне соблазнительной тенью незримой Венеции. Оно пестрело арабской орнаментацией, как Венеция, как венецианские дворцы, укрывающиеся, наподобие султанш, за каменной резьбой, как переплеты книг Амброзианской библиотеки, как колонны, с которых птицы, символизирующие то смерть, то жизнь, отражающиеся в блеске густо-синей ткани, которая, чем глубже уходил в нее мой взгляд, тем явственнее она превращалась из густо-синей в расплавленное золото, — так при приближении гондолы превращается в пылающий металл лазурь Канале Гранде. Рукава платья были на подкладке розово-вишневого цвета, который так характерен для Венеции, что его называют розовым Тьеполо".

Эти наряды были крайне далеки о того, что предлагала женщинам тогдашняя мода, с её многослойностью и жёсткими корсетами. Поначалу, разумеется, их носили только дома, например, как платья для неофициальных домашних приёмов, однако в этом качестве они пользовались большим успехом. Парижские кутюрье не признавали Фортуни своим коллегой, а вот та часть публики, что шла в ногу со временем, с радостью приняла его работы, которые одновременно отвечали определённым чаяниям общества – в частности, стремлению сделать одежду более удобной – и были вне времени благодаря своей классической красоте. Дань ей отдавали и великая актриса Сара Бернар, и танцовщица Айседора Дункан, и многие другие.


Dorothy Gish sitting for a portrait by Leon Gordon in a Fortuny long-sleeved Delphos and velvet coat, New York, 1926.


Анна Павлова 1908-1914.

Мастер свои эксперименты с текстилем начал с китайского и японского шёлка, который приобретал неокрашенным, а затем стал работать и с бархатом который выписывал из Франции, из Лиона. Он углублялся в самые разные источники, в том числе и старинные, посвящённые окраске тканей, и в результате получал цвета, редкие по красоте. Для нанесения узоров на ткани Фортуни использовал разные технологии – и набивку с помощью деревянных валиков, и ручную роспись, и шаблоны. Шёлковые и бархатные платья, плащи, покрывала, чехлы для подушек, светильники с шёлковыми абажурами, аксессуары – работы Фортуни стали пользоваться всё большим успехом, и, начав с открытия магазинчика на первом этаже своего палаццо, он открыл ещё несколько; кроме того, эти вещи можно было приобрести и в определённых местах за пределами Венеции, в том числе и в Париже, где Фортуни действовал через торговых агентов.





Нельзя сказать, чтобы его интересовала мода как таковая. Он действительно был не модельером, а художником, и создание одежды послужило продолжением интереса к цвету, рисунку, ткани. Его не интересовал модный бизнес и всё, с ним связанное. Попытки приписать Фортуни к тому или иному художественному направлению тоже не очень осмысленны, поскольку он с головой уходил в свою работу, мало обращая внимания на то, чем занимаются его современники. Словом, случай Фортуни совершенно уникален в истории моды...



После Первой мировой войны его наряды оказались не менее востребованными, чем раньше – теперь осмелевшие женщины могли носить их в качестве вечерних нарядов, и "Дельфосы" отлично вписались в моду эпохи джаза. Кроме того, Фортуни открыл фабрику – туда доставляли качественный хлопок, сделанный в Англии из египетского сырья, и печатали на нём узоры. Эти ткани пользовались огромной популярностью, в частности, в Америке, где открылся специальный магазин.



А вот следующее десятилетие оказалось для мастера тяжёлым. В 1932 году умерла его мать, в 1936 – сестра. В 1933 он из-за долгов едва не лишился своей фабрики, и только с помощью Элси Макнейл, американского декоратора, которая и занималась продажами продукции Фортуни в США, ему удалось выкупить её обратно. Во время Второй мировой фабрика вновь закрылась, а когда вновь открылась, то производство значительно сократилось. В 1949 году Мариано Фортуни не стало.

автопортрет

(с) Полный вариант статьи из "Ста великих творцов моды".

+++Начнем с начала. Узнаваемые силуэты японских кимоно, народная одежда и текстиль Ирана, Пакистана и Индии, форма и складки античной скульптуры и статуэток буддийских божеств, рисунки ткани с картин Ренессанса, итд.



Model, photographed by Mariano Fortuny, showing different ways of draping a ‘Knossos scarf’ over a pleated and undulated silk gown. 1907


1906










Lee MacPherson, "King of Nowhere"


photographed by Mariano Fortuny in the Palazzo Orfei.


1909




















1910, Museo del Traje


1910










Museo del Traje


MET


Whitaker Auctions




Paul-Cèsar Helleu, G. Boldini and L. Casati wearing the Indo-persane costume in the garden of Palazzo de Leoni, photograph by Mariano Fortuny, 1913


The Kyoto Costume Institute




Mrs Hugh Lloyd Thomas, 1916. Photo by E.O. Hoppé.




Charleston Museum








Isadora Duncan, illustrated by Georges Barbier, in a dress resembling the Fortuny Delphos she often wore, 1917






Elsie McNeill. 1919








Clarisse Coudert, wife of Condé Nast, c. 1919.










One of the gambling rooms in the Hotel Excelsior on the Venice Lido, decorated by Mariano Fortuny in the 1920




1920 MET


MET








MET


Whitaker Auctions


Whitaker Auctions


Lady Bonham Carter in a Fortuny Delphos she purchased in Venice around 1920.


The Indianapolis Museum of Art


The Charleston Museum


MET






Nazimova photographed by Wynn Richards for American Vogue, 1923





Fashion by Fortuny, illustrated for French Vogue, 1924.


1925





Elsie McNeill, photographed by Mariano Fortuny, c. 1927




The Los Angeles County Museum of Art





A Domenico Morelli exhibition at the National Museum of Naples, decorated by Mariano Fortuny in 1927.


1928





1928








1929 Musée Galliera de la Mode de la Ville de Paris





Museo del Traje 1930












1931




1932 MET








1934




1935




1936





Упаковка:





Спасибо всем рандомным пользователям пинтереста, тумблера, и прочих сайтов, а так же Метрополитен музею, архиву палаццо Фортуни в Венеции, архиву Condé Nast, Museo del Traje, аукционам Whitaker и Sotheby's, институту костюма Киото, Charleston Museum, Indianapolis Museum of Art, Los Angeles County Museum of Art, National Museum of Naples, FIT, Musée Galliera и прочим милым людям, поделившимся своими коллекциями с сетью. Отдельное спасибо автору текста, Марьяне Скуратовской.

@темы: история моды и костюма, 20-е, 30-е, Evening Dress, 10-е, Mariano Fortuny, XX, art history, художники, Италия